Сегодня можно уверенно сказать, что капитализм в России не состоялся. Он обнаружил свое загнивание, еще не успев развиться. И не только безответственные реформаторы тому виной. Вся русская культура и, соответственно, коллективная психология, психология народа, в которой таинственным образом хранятся основные, фундаментальные культурные коды, несмотря на чудовищное давление либеральных идеологов через либеральные СМИ, воспротивилась чужеродным установкам.

Помогла такому сопротивлению и детская литература, которая возникла, сформировалась и обрела очень высокий уровень в советский период.

А теперь вспомним, каков круг чтения у наших дошколят? Разумеется, народные сказки и авторы серии «мои первые книжки» - Михалков, Чуковский, Маршак, Барто... Свободны ли они от социальной тематики?

 

Самый аполитичный среди них, пожалуй, Чуковский. Но даже у него в «Мухе-Цокотухе», «Тараканище», «Бибигоне», как это ни смешно на первый взгляд, звучит архетипическая тема русской литературы — тема маленького человека. Понятие «маленький» тут даже буквализировано: «маленький комарик», «воробьишка», крохотный Бибигон...

Ну, предположим, здесь это еще сводимо к общемировым моделям волшебной сказки (Мальчик-с-пальчик, побеждающий великана). Но вот Маршака, одного из любимейших детских писателей, аполитичным уже никак не назовешь. Вспомним стихотворение «Мистер-Твистер». Вспомним пьесу «Кошкин дом», которую ставят в кукольных театрах по всей стране. Вспомним «Двенадцать месяцев», пьесу, по которой снят чудный мультфильм — его и сегодняшние дети смотрят с удовольствием. Тема богатства и бедности звучит в этих произведениях пусть на доступном детям уровне, но вполне отчетливо. Автор выказывает не просто сочувствие бедным, но и ироническое презрение к богатым. Карикатурно-уродливые, тупые, жадные и в то же время какие-то жалкие гости Кошки (сам выбор зверей чего стоит: Козел, Свинья!) — вот образы богачей. С кем из них захочет отождествить себя ребенок даже из семьи нуворишей?

Но это еще что! В нашей детской литературе существует целое направление, которое можно назвать революционной сказкой! Причем все эти произведения не утратили популярность и в последние десятилетия. «Три толстяка» Олеши, «Королевство кривых зеркал» Гундарева, «Приключения Чиполлино» Д. Родари(он хоть и итальянский писатель, но настоящую популярность и признание получил именно у нас). А разве «Золотой ключик» А. Толстого чужд этому ряду? «Золотой ключик», где самый лучший взрослый — это бедняк папа Карло, где полицейские гоняются с собаками за Буратино, защищая интересы буржуя Карабаса, где пресмыкающийся перед богачами Дуремар ассоциируется с пиявкой, где куклы, в конце концов, устраивают бунт, побеждают и уходят в «светлое будущее», отперев дверь за нарисованным очагом... И эта дверь, символизирующая райские врата, находится в каморке бедняка, то есть бедняк тождествен праведнику. И бедняки добиваются вхождения в этот рай еще при жизни — идея весьма революционная.

И ладно бы это была халтура, книги-однодневки, написанные по социальному заказу определенного времени! Так нет же! Это настоящая, большая литература, хоть и для детей.

Как вы думаете, на чьей стороне будет ребенок, читая, к примеру, такие строки:

«Со всех сторон наступали люди... Обнаженные головы, окровавленные лбы, разорванные куртки, счастливые лица... Это шел народ, который сегодня победил. Гвардейцы смешались с ним.

Три Толстяка увидели, что спасения нет.

— Нет! — завыл один из них.— Неправда! Гвардейцы, стреляйте в них.

Но гвардейцы стояли в одних рядах с бедняками. И тогда прогремел голос, покрывший шум всей толпы. Это говорил оружейник Просперо:

— Сдавайтесь! Народ победил. Кончилось царство богачей и обжор. Весь город в руках народа. Все Толстяки в плену.

Плотная пестрая волнующая стена обступила Толстяков. Люди размахивали алыми знаменами, палками, саблями, потрясали кулаками. И тут началась песня... Тибул и Просперо запели. Тысячи людей подхватили песню. Она летела по всему огромному парку, через каналы и мосты. Народ, наступавший от городских ворот к дворцу, услышал ее и тоже начал петь. Песня перекатывалась, как морской вал, по дороге, через ворота, в город, по всем улицам, где наступали рабочие и бедняки. И теперь эту песню пел весь город. Это была песня народа, который победил своих угнетателей».

Отрывок, конечно, катарсический. Представьте себе, с каким чувством читают эти строки дети из обнищавших семей, которых сейчас огромное число по всей России? Но даже сын реальных «толстяков» будет сопереживать девочке Суок, канатоходцу Тибулу, оружейнику Просперо и всему победившему народу. Собственно, среди героев сказки Олеши есть аналог такого ребенка — наследник Тутти, который становится на сторону бедных.

В конечном счете, никакая рациональная установка не может конкурировать с сильным художественным образом. Тем более, если художественный образ соответствует традиционным представлениям народа о добре и зле, а рациональная установка, пусть даже подкрепленная авторитетом родителей, таким представлениям грубо противоречит. Хотя, бесспорно, финал борьбы далеко не всегда сиюминутен.

А теперь вернемся к Барто и Михалкову. И добавим к ним Лагина с его «Стариком Хоттабычем», Носова с «Незнайкой» и «Витей Малеевым», Драгунского. Это произведения, которые переиздаются сегодня, а значит, их читают сегодняшним детям.

В произведениях этих авторов есть положительные и отрицательные персонажи, есть и конфликты, но идиллическая атмосфера окутывает всё и всех, как плацента окутывает плод. Однако это не идиллия Чарской или «Детства Тёмы». Она другая. Предоставим слово классику советской детской литературы Аркадию Гайдару. Вот как кончается повесть «Чук и Гек» (тоже, кстати, переизданная в последнее время):

«Это в далекой-далекой Москве, под красной звездой, на Спасской башне звонили золотые кремлевские часы... И, конечно, задумчивый командир бронепоезда, тот, что неутомимо ждал приказа от Ворошилова, чтобы открыть против врагов бой, слышал этот звон тоже. И тогда все люди встали, поздравили друг друга с Новым годом и пожелали всем счастья. Что такое счастье — это каждый понимал по-своему. Но все вместе люди знали и понимали, что надо честно жить, много трудиться и крепко любить и беречь эту огромную счастливую землю, которая зовется Советской страной».

Тема богатства и бедности не то чтобы вообще изъята из подобных произведений. Нет, но она как бы снята с повестки дня, ибо неактуальна: все сюжеты разворачиваются в мире победивших бедняков.

Но старый мир не забыт, он существует как напоминание, как отрицательный образец. К примеру, в «Старике Хоттабыче» масса сюжетных казусов вызвана именно тем, что «дремучий» джинн не знает законов советского общества и пионеру Вольке приходится проводить с ним политинформацию. У кого-то из сегодняшних взрослых эта агитация вызовет ироническую улыбку, но сегодняшний ребенок сам оказывается в роли Хоттабыча. Некоторые дети лишь из этой книги могут получить представление об идеологических основах социализма. А учитывая, что дети к иронии не склонны, хоть и смешливы (взрослые совершают большую ошибку, путая эти два свойства), и что Волька не просто главный, но и очень обаятельный герой, его поучения будут восприняты юным читателем безо всякого скептицизма. Да, собственно говоря, что уж такого плохого в строках типа: «Кому нужны друзья за деньги, слава за деньги? Ты меня просто смешишь, Хоттабыч! Какую славу можно приобрести за деньги, а не честным трудом на благо своей родины?»или: «Если нашему человеку требуются деньги, он может обратиться в кассу взаимопомощи или занять у товарища. А ростовщик — это ведь кровосос, паразит, мерзкий эксплуататор, вот кто! А эксплуататоров в нашей стране нет и никогда не будет. Баста! Попили нашей крови при капитализме!».

Да, кто-то из родителей, которым ближе сегодняшние «ценности», может попытаться осуществить цензуру. Что ж, цензура в отношении детского чтения – дело вполне законное. Но именно идеологическую цензуру в данном случае осуществить невероятно сложно. Возьмем Драгунского. Казалось бы, в его рассказах нет и не может быть никакой «идеологической подкладки». Откроем «Денискины рассказы». Конечно, это не «Школа» и не «Судьба барабанщика». Но и тут… Лучше процитировать:

«А потом один парень снял пиджак... достал с третьей полки гармошку и заиграл, и спел грустную песню про комсомольца, как он упал на траву, возле ног у коня, и закрыл свои карие очи, и красная кровь стекала на зеленую траву»(рассказ «Поют колеса тра-та-та»). Это лиризм.

А вот и революционный пафос. Рассказ «Сражение у Чистой речки». Ребята сидят в кино. Цитата:

«И в это время откуда ни возьмись появились белые офицеры, их было очень много, и они начали стрелять, и красные стали падать и защищаться, но тех было гораздо больше... И красный пулеметчик стал отстреливаться, но он увидал, что у него очень мало патронов, и заскрипел зубами, и заплакал. Тут все наши ребята страшно зашумели, затопали и засвистели, кто в два пальца, а кто просто так. А у меня прямо защемило сердце, я не выдержал, выхватил свой пистолет и закричал что было сил:

— Первый класс «В»! Огонь!!!

И мы стали палить из всех пистолетов сразу. Мы хотели во что бы то ни стало помочь красным».

Заметьте, что в юмористическом рассказе нет ни тени ерничества. Напротив, юмор виртуозно сочетается с трагическим, высоким переживанием.

Некоторые «продвинутые» родители считают, что они, читая своим детям такие книжки, дадут к ним свои комментарии, и все будет в порядке с формированием современной идеологии. Но это небезопасно для детской психики. Маленький ребенок по многим причинам любит сказочный жанр. В частности, и потому, что один из его основных законов — победа добрых сил в финале. А тут вдруг получится, что именно эти добрые силы и совершали в жизни страшные злодеяния. Условно говоря, оружейник Просперо вовсе не благородный защитник и вождь всех «униженных и оскорбленных», а кровавый палач, на совести которого множество невинных жертв. Очаровательный наследник Тутти — да это ж Павлик Морозов, отрекшийся от своих пусть приемных, но родителей... Ряд таких перевертышей можно продолжить.

Эти перевертыши настолько зашкаливают, что восприняты ребенком попросту не будут. В лучшем случае память удержит два отдельных образа: один — плохого палача (который, кстати, есть в «Трех толстяках» и выступает, разумеется, на стороне зла), другой — хорошего оружейника Просперо. Но зато в памяти может остаться другое — попытка родителей разрушить гармонию хрупкого, еще очень уязвимого внутреннего мира ребенка, посягательство на правду, какой она должна быть. Должна и потому, что соответствует глубинным установкам нашей культуры, и потому, что изображена — как ни обидно это критикам подобной литературы — удивительно ярко и талантливо.

Ничего хоть сколько-нибудь сопоставимого с советской детской литературой певцы русского капитализма создать не смогли.

 

Ирина Медведева - психолог, член Союза писателей, член Правления Российского детского фонда